Вадим Ротенберг

ЧИТАЯ ФРЕЙДА...

Из многочисленных великих сталинских ударов по науке (по биологии, кибернетике, лингвистике, физиологии и т.п.) удар по психологии и психиатрии оказался самым сокрушительным. Пострадало прежде всего понимание наиболее глубоких и интимных механизмов человеческого поведения, тех механизмов, которые впервые стали предметом научного анализа в работах З. Фрейда, а до него раскрывались лишь в выдающихся произведениях мировой литературы – от Библии до творений Достоевского. В той агрессивности, с какой ополчились на изучение этих механизмов сталинские холопы от идеологии, была своя логика – ведь механизмы эти относятся к сфере бессознательного, а бессознательное по природе своей остается вне жесткого идеологического контроля, неподвластно ему. У советского человека не должно было быть никакого бессознательного. Впрочем, в этом вопросе Сталин и Гитлер проявили трогательное единодушие.

В результате мы на целые десятилетия выпали из мирового процесса развития психологии как науки, а ведь без понимания закономерностей человеческого поведения нельзя успешно решать никакие проблемы, даже сугубо экономические. Издание трудов Фрейда возвращает нас к истокам. В лекциях по психоанализу, которые охватывают огромный период деятельности Фрейда – с 1917 по 1932 г., представлены практически все основные аспекты его концепции. Вдобавок они организованы в целостную систему, которая логически последовательно развертывается перед читателем. Несмотря на высокую насыщенность сложным научным смыслом, лекции читаются как художественная проза. Этому способствует высокое литературное качество русского перевода, сохранившее яркий и свободный от штампов стиль Фрейда, его метафоричность и непосредственность.

Конечно, за время, истекшее с момента прочтения этого курса лекций, глубинная психология претерпела существенные изменения, и массовый читатель был бы дезориентирован, если бы воспринял лекции как последнее слово науки. Но есть и оборотная сторона медали. Мы можем сейчас свежо и непредвзято взглянуть на труды, которые для мировой психологии давно стали классическими и вокруг которых было так много неизвестных нам споров и толкований, что для квалифицированного западного читателя нелегко уже воспринимать первоисточник во всей его первозданности.

А между тем освобожденное от строительных лесов и позднейших надстроек здание, выстроенное Фрейдом, производит сильнейшее впечатление. В лекциях по психоанализу впервые предложена целостная (и до сих пор, пожалуй, наиболее универсальная) система взглядов, позволяющая внутренне непротиворечиво объяснить самые различные аспекты поведения человека и особенности его психической жизни с позиции строгого детерминизма, избегающего любых апелляций к случайности и необязательности. В рамках этой стройной системы с единых позиций рассматриваются такие далекие, на первый взгляд, друг от друга явления, как «случайные» описки, невротические симптомы и сновидения. Их объединяет представление о постоянной борьбе в человеческой душе между осознанным «Я», учитывающим интересы и требования социума, и неосознаваемыми, в силу враждебности к этим требованиям, но в то же время очень значимыми для личности мотивами.

Фрейд начинает с частного, казалось бы, вопроса – с проблемы описок, оговорок, ошибочных действий, всего того, что до него вообще не рассматривалось в психологии как достойный серьезного изучения объект. Да и много лет спустя интерес психоанализа к этим «побочным» эффектам психической деятельности, попытка осмыслить их и использовать как основу для выводов о скрытых тенденциях поведения, подвергались ожесточенным и вульгарным нападкам. Как часто утверждалось идеологами от психологии, что смешно видеть за случайными оговорками подавленные мотивы и тайные интересы, а предположения о сексуальной основе этих интересов становились предметом зубоскальства. Но поруганная судьба науки мстит за себя иронией.

Только иронией судьбы можно объяснить знаменитое происшествие на Международном конгрессе по бессознательному в Тбилиси в 1979 г. во время «круглого стола», посвященного судьбе психоанализа. За этим столом, впервые в СССР, собрались лидеры всех основных психоаналитических школ мира. И вот перед этим синклитом выступила профессор философии, известный ревнитель идеологической чистоты в общественных науках, чтобы дать решительный бой чуждым влияниям и взглядам. И с пафосом борца за правое дело провозгласила: «Психология должна заниматься проблемой отношения человека к человеку, человека и общества и другими сексуальными проблемами». Разумеется, она хотела сказать «социальными», она и слова-то такого неприличного – «сексуальное» – не рискнула бы произнести в солидном обществе, но именно такая оговорка, именно за этим столом была высоко оценена и присутствующими, и всей мировой прессой. А все-таки она вертится!

Но вернемся к Фрейду. Уже в этих первых лекциях об ошибках и описках проявляются все его сильные стороны как ученого, сочетающего в себе способность к пристальному наблюдению, кропотливому собиранию фактов и блистательному обобщению, поднимающемуся над этими фактами. С самых первых страниц «Лекции...» привлекают полемичностью, готовностью рассматривать разные ракурсы проблемы и искать ответы на возможные возражения. Отдавая себе отчет в необычности постановки вопроса, Фрейд сам выдвигает ряд контрдоводов против своей концепции и последовательно их опровергает.

Вот он обсуждает возможные аргументы против своего взгляда на природу ошибок и оговорок и с глубоким интуитивным пониманием сложных психических явлений отвергает возможность объяснения ошибок за счет нарушения внимания. Он справедливо утверждает, что как раз в автоматизированных действиях, требующих минимального внимания, ошибки встречаются крайне редко.

Убедительно отвергается ссылка на волнение, поскольку волнение с таким же успехом могло бы повысить уровень внимания. В этом вскользь брошенном замечании в зародыше содержится одна из важнейших и до сих пор актуальных проблем психофизиологии – проблема продуктивного и непродуктивного эмоционального напряжения.

Современному специалисту, пожалуй, наиболее интересно читать главы, посвященные сновидениям. В этой области за последние десятилетия проведено много психофизиологических исследований, позволяющих верифицировать научные спекуляции автора. Но прежде всего хочется привести высказывание Фрейда, предшествующее разделу: «Заниматься... сновидениями не только непрактично и излишне, но просто стыдно; это влечет за собой упреки в ненаучности, вызывает подозрение в личной склонности к мистицизму».

Сегодня, когда благодаря открытию быстрого сна проблема сновидений стала одной из важнейших в науке о мозге, это замечание предостерегает нас от пренебрежения теми загадочными явлениями человеческой психики, которые пока считаются ненаучными и мистическими. В тот самый период, когда строгий эмпирик И.П. Павлов объявил сновидения случайным результатом недостаточно выраженного «сонного торможения» отдельных участков коры, Фрейд настаивал на их закономерности и необходимости для человеческой психики и оказался прав.

При чтении этой главы, как, впрочем, и всей книги, постоянно сталкиваешься с обсуждением тех же проблем, которые актуальны сегодня. Почему с трудом пересказываются сновидения? Потому что образы трудно перевести в слова, их легче изобразить, отвечает Фрейд. А в одном из последних исследований, проведенных на больных с нарушениями речи, показано, что они успешно, и даже лучше здоровых, рисуют свои сновидения, которые затрудняются описать в словах.

Фрейд замечает вскользь: видевший сон знает, что означает его сон, он только не знает о своем знании и полагает поэтому, что не знает значения сна. В этом утверждении – абсолютно точное понимание латентного знания, проблемы, обсуждающейся сегодня и в психологии, и в философии, и в информатике. А когда Фрейд описывает созданный им и для понимания сновидений и невротических конфликтов, и для лечения метод свободных ассоциаций вокруг сюжета сновидения, то у нас неожиданно возникает свободная ассоциация с современными способами стимуляции образного мышления, которые тоже выполняют лечебную функцию.

Так, может быть, терапевтический эффект психоанализа во многом обязан не осознанию скрытых мотивов благодаря ассоциациям, а всемерной стимуляции образного мышления, которое неполноценно функционирует при неврозах и психосоматических заболеваниях и восстановлению которого так способствует эмоциональный контакт с психоаналитиком (да и с любым психотерапевтом), контакт, который Фрейд описывает как феномен «переноса либидо»? Такое понимание помогает преодолеть один из основных парадоксов общей концепции Фрейда: ведь если неприемлемые мотивы и представления упорно вытесняются из сознания во имя сохранения целостности собственного «Я», то почему же метод свободных ассоциаций обеспечивает их возвращение в сознание и тем самым способствует излечению? Не более ли справедливо противоположное предположение, согласно которому активация образного мышления и эмоциональный контакт с психоаналитиком способствует душевному излечению, и уже как следствие этого наступает осознание ранее вытесненных, но утративших свое эмоциональное значение комплексов и мотивов?

В течение ряда лет я развивал эту идею «осознания через излечение» (в противоположность фрейдовскому «излечению через осознание»), пока не нашел ее зародыш у самого Фрейда. Как обычно, он между прочим замечает, что неразрешимый на первых порах симптом поддается анализу, только тогда отпадает реальная заинтересованность в вытесненных мыслях. Не правда ли, поразительно, что спустя 75 лет Фрейд предстает перед нами не «памятником науки», а живым оппонентом, с которым интересно спорить и к словам которого стоит прислушиваться с большим вниманием. Но при всем этом нельзя не признать, что его конкретная трактовка отдельных образов и символов сновидений носит достаточно произвольный характер. Трудно согласиться и с универсальной трактовкой символов – современные исследователи показали, что одни и те же, по формальным критериям, образы могут отражать разные движения душевной жизни у людей с различными особенностями личности и в разных контекстах самих сновидений. Можно было бы привести много примеров на эту тему, но они показали бы только то, что и классические тексты стоит читать критически.

На сегодняшнем уровне знаний нельзя согласиться и с тем, что сновидения представляют собой просто удовлетворения запретных желаний в замаскированном виде. При таком понимании сновидения в лучшем случае должны были бы обеспечивать охрану самого сна, но никак не способствовать нормализации психического состояния в бодрствовании. Ведь, как прекрасно осознавал это и сам Фрейд, удовлетворение жажды в сновидении ни на йоту не уменьшает эту жажду после пробуждения, а образы, маскирующие желания, могут олицетворять эти желания только до тех пор, пока длятся сновидения,– для бодрствующего сознания они не несут никакой значимой информации.

Но когда Фрейд описывает работу сновидений, он блистательно предвосхищает современные представления о механизмах образного мышления: «Благодаря накладыванию друг на друга отдельных сгущаемых единиц возникает, как правило неясная, расплывчатая картина подобно той, которая получается, если на одной фотопластинке сделать несколько снимков».

Интересно, что представление о достаточно жестких и однозначных кодах сновидении удивительным образом сочетается у Фрейда с вполне современным пониманием того обстоятельства, что для трактовки сновидений необходимо видеть связь сновидений со всей жизнью человека и с той конкретной психической реальностью, в которую сновидение вписывается. «Сновидение никому ничего не хочет говорить оно не является средством сообщения, оно рассчитано на то, чтобы остаться непонятным». Фрейд впервые поставил вопрос о том, что сновидение может быть функционально неполноценным и не выполнять свою задачу. Эта проблема только сейчас становится предметом естественнонаучного исследования во многих лабораториях мира. С такой неполноценностью сновидений Фрейд справедливо связывает чувства тревоги и страха, периодически возникающие в сновидениях.

Огромную роль во всей концепции психоанализа, в том числе и в концепции сновидении, играет представление о ранних сексуальных переживаниях и конфликтах ребенка и об их дальнейших трансформациях во взрослой жизни. Больше всего нападок на психоанализ было в связи с этими представлениями, и надо признать, что для этих возражений есть определенные основания. Но прежде чем обсудить их, давайте сразу признаем, что сексуальные мотивы действительно играют серьезную роль в жизни человека и его патологии, особенно при неврозах, и воздадим должное мужеству Фрейда, который в «викторианскую» эпоху цивилизации, задолго до сексуальной революции, заставил это признать. А сопротивление общественной морали было столь велико, что принудило Фрейда перегнуть палку в этом вопросе.

Одним из краеугольных камней психоанализа является представление об эдиповом комплексе – запрещенной любви мальчика к матери и связанной с этим скрытой ревности и враждебности к отцу. Проблему ранней сексуальности до сих пор нельзя считать окончательно решенной, однако очевидно, что Фрейд резко переоценил собственно сексуальный характер влечения к родителям противоположного пола (особенно – мальчика к матери) и явно недооценил несексуальный компонент этой привязанности.

Исследования последних десятилетий показали, что ранний отрыв ребенка от матери (независимо от пола ребенка) или даже просто дефицит эмоционального контакта с ней оказывает необратимое отрицательное воздействие на все дальнейшее развитие ребенка и может способствовать в дальнейшем развитию неврозов и психосоматозов. Причем дело не в уходе и заботе, а именно в эмоциональном контакте, в любви; но поскольку это в равной степени относится к мальчикам и девочкам, то это не та любовь которая приводит к появлению эдипова комплекса. Эмоциональный контакт помогает ребенку преодолеть первичный пассивный страх перед незнакомым, является первой ниточкой связывающей человека с миром! Поэтому независимо от того, как именно оценивал эту привязанность Фрейд, то обстоятельство, что он первый обратил внимание на жизненно важный характер эмоциональных связей с матерью, с родителями, является серьезной научной заслугой.

С сегодняшних научных позиций можно предъявить целый ряд претензий к фрейдовской теории неврозов. Эта теория переоценивает роль сексуальных конфликтов и недостаточное внимание уделяет другим мотивационным конфликтам; может быть, с излишней определенностью и однозначностью трактует отдельные невротические симптомы как символическое выражение вытесненных мотивов – здесь сказывается тот же воинствующий детерминизм, что и при трактовке сновидений; наивно звучат сегодня рассуждения об интоксикации организма половыми гормонами при неврастении.

Не следует, однако, забывать, что Фрейд отталкивался от своей клинической практики, в которой неврозы, обусловленные сексуальными конфликтами, занимали значительное место среди представительниц «среднего класса» процветающей Вены. Но еще важнее другое. «Пансексуализм» не помешал Фрейду понять, что в основе неврозов лежит внутренний мотивационный конфликт и вытеснение социально неприемлемого мотива из сознания, а это открытие определило развитие учения о неврозах на протяжении всего последующего столетия и оказало сильнейшее влияние на культуру. Фрейд впервые показал, что единые закономерности, определяемые сложными отношениями сознания и бессознательного, работают в бодрствовании и во сне. Предлагается блестящая по точности формулировка: «Здоровый человек является потенциальным невротиком, но сновидение – единственный симптом, который он способен образовать».

Мысль Фрейда постоянно развивается, и вот уже представление о сексуальных мотивах трансформируется в гораздо более широкое понятие – либидо, которое выступает как символ жизненной энергии. При таком понимании уже резко расширяется база для трактовки развития невроза. Невозможность реализовать либидо, понимаемое как жизненная энергия,– это уже прямое предвосхищение некоторых современных теорий неврозов и психосоматозов. Действительно, когда Фрейд говорит о сексуальном удовольствии от функционирования органов, от любого проявления жизнедеятельности, становится очевидно, что термин «сексуальность» – это часто только излюбленная метафора. Но понимание сексуальности как метафоры не отделено Фрейдом от понимания сексуальности как биологической реальности, и это нередко затрудняет восприятие текста.

Интеллектуальная смелость Фрейда проявляется и в том, что он не уклоняется от вопросов, к решению которых окончательно не готов. Так, из общей концепции логически вытекает, что сопротивление вытесненному оказывает «Сверх-Я», которое противостоит бессознательным эгоистическим побуждениям, олицетворяет совесть и, следовательно, должно быть атрибутом сознания. Но клинический опыт психоанализа показывает, что сам процесс вытеснения осуществляется бессознательно, а это, в свою очередь, неумолимо приводит к выводу, что «Сверх-Я» может функционировать бессознательно. Возникает, на первый взгляд, парадокс логического и вообще сколько-нибудь разумного объяснения – бессознательный атрибут сознания. Фрейд идет на признание такой возможности, ибо такова логика анализа.

И только теперь появились некоторые предпосылки для решения этого парадокса. Они связаны с новыми представлениями о динамике отношений между образным и логическим мышлением, представлениями об образе «Я», который формируется в большой степени под влиянием осознанных установок, но, как и любой целостный образ, не может быть до конца осознан. Руководимый общим представлением о природе душевной жизни, в справедливости которого он был убежден, Фрейд смело совершал скачки через логические пропасти и разрывы.

В заключение мне хотелось бы остановиться на разбросанных по всей книге замечаниях, показывающих понимание Фрейдом науки и научной этики.

«Признаком научного мышления... является способность довольствоваться лишь приближением к истине и продолжать творческую работу, несмотря на отсутствие окончательных подтверждений».

«...Во время своей работы я модифицировал свои взгляды по некоторым важным вопросам, менял их, заменял новыми, о чем каждый раз делал публичные сообщения. А каков результат этой откровенности? Одни вообще не узнали о внесенных мною самим поправках и еще сегодня критикуют меня за положения, которые давно не имеют для меня прежнего значения. Другие упрекают меня в этих переменах и считают поэтому ненадежным».

Давайте же не уподобляться ни тем, ни другим, и прочитаем этого гениального конкистадора от науки внимательно, с полной душевной открытостью и готовностью к пониманию.

Ранее опубликовано: Природа. 1990. №6.